Поезд шёл на восток. Слава Сачков непрерывно курил и смотрел в окно. За окном мелькали поля, перелески, бесчисленные разъезды. В кармане Сачкова лежал договор, по которому он обязался отработать три года в Якутии на поисках кимберлитовых трубок. О Якутии Слава имел весьма скудные представления. Он знал, что совсем недавно там обнаружили алмазные месторождения и что их можно искать магнитной съёмкой. Сачков не был дипломированным техником-геофизиком, но дело своё знал хорошо. Немного волновала перспектива работать в Якутии целых три года. Это казалось тогда огромным сроком. Слава не мог и предположить, что останется здесь на долгие 30 лет.
Жена Сачкова Клава тоже молча смотрела в окно. Она была совершенно подавлена, ошеломлена огромными, бескрайними сибирскими просторами. Они ехали уже четвёртые сутки и ещё не добрались даже до Иркутска. А ведь им ещё придётся из Иркутска лететь до Нюрбы. Клаву беспокоило очень многое, но в основном её тревожила главная мысль: она ждала ребёнка.
Из Иркутска до Нюрбы Сачковы добрались за 6 часов на самолёте Ли-2. Главный геофизик экспедиции Меньшиков не стал их задерживать в Нюрбе и отправил далее на Север - в Далдынскую партию. Ещё три часа лёту на Ан-2 и наши путешественники оказались в Далдыне.
С первых же дней Слава вместе с другими операторами трудился на площадной съёмке, но ему больше по душе пришлась работа по поискам и детализации аэромагнитных аномалий. Это был его конёк, и за годы работы в экспедиции он стал специалистом высочайшего класса в этом деле. В работе ему постоянно сопутствовал успех.
Легендарный алмазник Файнштейн говорил, что удачливому геологу в работе помогает поисковый фарт. Сачкова в этом смысле вполне можно было назвать фартовым парнём. Кимберлитовые трубки стремились к нему как ночные бабочки, летящие на свет лампы. С его помощью в Далдыно-Алакитском районе и на Анабаре было найдено большое число кимберлитовых трубок. Порой это везение приобретало самые невероятные формы. Однажды Сачков искал одну аэромагнитную аномалию. Проведя съёмку на положенном квадратном километре, он не обнаружил аномалии. Он заснял ещё один квадратный километр, но результат был прежним. Нужно сказать, что в те годы аэромагнитная съёмка проводилась без детализации, поэтому за аномалию часто принимали сбой в работе прибора. Сачков выполнил всё, что он должен был сделать и теперь нужно было возвращаться на базу партии. Но тут Сачков увидел в ручье красные зёрна пиропа, который является минералом-спутником алмаза. Раз есть пироп, значит, должно быть место откуда он взялся. Слава не поленился и прошлиховал русло ручья и ближайшие распадки. В результате он установил место, откуда мог быть вынесен пироп. Сачков поставил там пару столбов и вернулся на базу. Здесь начальник партии Евгений Саврасов устроил Сачкову головомойку за то, что он занимался не своим делом и тратил время впустую.
Однако Саврасов всё же решил задать шурфы на столбах Сачкова. К всеобщему удивлению первый же шурф вскрыл кимберлит. Как выяснилось впоследствии, кимберлит оказался немагнитным и не сопровождался аномалией. Это была одна из первых немагнитных трубок Якутии. Она была названа трубкой Икс.
Ещё одна фантастическая история связана с открытием трубки Лира. Сачков проводил съёмку на участке, примыкающем к посёлку Айхал. Между карьером трубки Айхал и обогатительной фабрикой № 8 он отметил аномалию, которая была передана геологам. Геологи пробурили скважину и под
Слава был патриотом Ленинграда. Он родился и вырос в этом городе, пережил военные годы и блокаду. Каждый год он аккуратно отмечал дни снятия блокады и окончания войны. Когда у него закончился срок действия паспорта, он поехал в Ленинград и заменил паспорт именно там, чтобы иметь родной питерский документ.
Многие кимберлитовые трубки, найденные Сачковым, носят названия, так или иначе, связанные с Ленинградом: Нева, Аврора, Зенит. Когда экспедиция получила первые портативные рации, постоянным позывным Сачкова в эфире стал «Зенит». О любви Сачкова к Ленинграду знали все знакомые. Однако далеко не все догадывались о его любви к Якутии - стране, где он оставил почти половину своей жизни. Похоже, он немного стеснялся своего чувства, опасаясь, что его примут за сентиментального романтика. А он постоянно хотел сохранить образ сурового грубоватого путешественника. Но когда он рассказывал в узком кругу о своих путешествиях по разным уголкам Якутии, глаза его разгорались и было ясно видно, что Якутия ему далеко не безразлична.
Славе много приходилось работать на площадных съёмках, но он предпочитал трудиться на аэромагнитных аномалиях.
- На аномалии веселее работать, - говорил Слава, - Здесь много переездов с участка на участок и всё время меняется обстановка. Идёшь себе по тайге за оленьим караваном, и в голову разные любопытные мысли приходят. Вот, например, знаешь, почему закон Архимеда в России не открыли? Очень просто. Архимед свой закон открыл, залезая в ванну с водой. А в России в те годы ванн ещё не было. А почему закон всемирного тяготения в России не открыли? Оказывается, Ньютону яблоком по башке стукнуло, он и открыл закон. А наш русский всё лежал под яблоней, ждал, когда его шандарахнет. Не дождался, так как местная шпана все яблоки обобрала, ничего не оставила. Зато великий русский учёный Михайло Васильевич Ломоносов, наблюдая, как жулики таскают деньги из чужых карманов и кладут в свой собственный, открыл закон сохранения массы и сформулировал его так: «Ежели где, что, чего, когда убавится, то там, то, того, тогда прибавится». И никакой Ньютон до этой простой истины не допёр.
- Слава, тебе надо записывать свои любопытные мысли, - сказал я, - Может получиться интересная книга.
- А я записываю, - ответил Слава.
Он действительно вёл дневники. Один дневник был официальный. Туда заносились сведения об объёмах выполненных работ, переездах, погоде и т.п. Этот дневник он представлял в экспедицию. Во второй дневник он записывал свои сокровенные мысли. А ещё у него был альбом, куда он помещал все свои аномалии, начиная с первого года работы. Сюда же записывались расчёты глубин и результаты горных работ. Сачков придумал свой способ определения глубин. Расчёты он всегда проводил с точностью до сантиметра, полагая, что так солиднее.
В 1968 году Слава заочно закончил техникум и получил диплом техника-геофизика. К этому времени его жена Клава родила ему двух сыновей. Часть своего детства ребята провели вместе с родителями в полевых партиях.
За свою жизнь Славе пришлось работать с разнообразными приборами, начиная с допотопного М-1 Тиберга до современных магнитометров.
- Ты можешь написать книгу воспоминаний «От М-1 до М-27», - говорил я Славе.
Появление новейших протонных магнитометров Сачков встретил без особого восторга. Он привык священнодействовать на профиле: установить прибор, вывести уровни, взять отчёт. А с новыми приборами всё обстояло гораздо проще.
- Ну что это за работа, - жаловался Слава, - Идёшь себе и кнопку нажимаешь. Никакого кайфа. Эту работу любой школьник сделает. И с прежними приборами я знал, что измеряю вертикальную составляющую магнитного поля. А с новыми - какое-то таинственное приращение модуля полного вектора.
Не вполне доверяя новой технике, Сачков всегда возил с собой старенький М-2, собранный им самолично из списанных приборов.
Сачков прекрасно знал свои приборы, мог быстро разобрать и собрать их. Посягал он и на протонные магнитометры, но остроумная конструкция не допускала проникновения в святая святых изделия. Зато Слава во всю экспериментировал с радиостанцией «Недра» и радиоприёмником «Спидола». В результате модернизации в радиостанции отказал передатчик, а «Спидола» перестала принимать все станции, кроме «Голоса Америки». В те годы прослушивание недружественных радиостанций не поощрялось, и Сачков опасаясь наказания, закинул каверзный приёмник под нары.
На любой стоянке Слава Сачков любил устраиваться с комфортом, независимо от того, сколько дней он собирался здесь провести. Он считал, что для хорошей работы нужен хороший отдых, и неодобрительно отзывался о полевиках, которые ставили палатку кое-как и спали на чём придётся. Отправляясь в поле, Слава загружал своим «бутором» почти весь Ан-2, что часто раздражало работников аппарата экспедиции. Но Сачков оставался непреклонен.
- Вы сперва поработайте в полях, а потом определяйте, что именно в моём багаже лишнее, - говорил он.
Однажды в Нюрбе, загрузив как обычно почти целый самолёт, он уже собирался лететь, но тут бдительная дежурная по аэродрому увидела собаку, которую Сачков намеревался провести с собой в самолёт. Дежурная потребовала, чтобы собака была оформлена как груз. Недоумевающего пса установили на весы и выписали билет. В графе «фамилия пассажира» кассирша записала: «Собака Сачков». Слава потом долго показывал этот билет знакомым и не решался приложить его к авансовому отчёту. Он боялся, что бухгалтерия экспедиции воспримет это как насмешку. Всё же билет в конце концов он сдал, но через некоторое время его вызвал к себе главный бухгалтер. За постоянную бесстрастность выражения лица и пронзительный взгляд он носил прозвище Жан Маре, хотя сам об этом не догадывался.
- Слушай, Сачков, - сказал Жан Маре, - Я, конечно, понимаю, что речь идёт не о тебе, а о твоей собаке. Но если к нам приедет комиссия из Стройбанка, то могут быть неприятности. Так что пиши объяснение.
Слава написал настолько длинное объяснение, что окончательно запутал дело. Кратко Слава писать не умел, да и со стилистикой у него было не всё гладко. Но комиссия, слава Богу, не обратила внимания на этот случай.
Поисковый фарт не всегда сопутствовал Славе. Однажды он заканчивал работы на аномалии, на которой через несколько дней была открыта трубка Талисман. В юго-западном углу участка Слава заметил небольшое повышение магнитного поля, но толи у него не было времени, толи он просто устал, но он решил не детализировать это повышение поля. А через год другим оператором к юго-западу от трубки Талисман была найдено новое кимберлитовое тело - трубка Радиогеодезическая. Когда Сачков узнал об этом, он несколько дней ходил сам не свой.
- Всё. Старею. Интуиция подводит, - жаловался он знакомым, - Ведь видел я кончик этой аномалии и не догадался ей заняться.
Переживал Слава зря. Были у него ещё впереди новые открытия и всеобщее признание: за результативный труд Слава Сачков был награждён орденом «Знак Почёта». Положение заслуженного работника экспедиции и уже немолодой возраст, казалось, должны были стимулировать переход Сачкова на более спокойную работу. Но он вовсе не считал себя пожилым, по-прежнему рвался в поле и был способен на разные юмористические штучки. Как-то на вечере в клубе объявили конкурс танцев. Сачков моментально пригласил на танец Юлю Плесум, которая была, по крайней мере, на голову выше него. Жена Сачкова Клава смущённо ворчала:
- Вот, старый дурак, полез смешить людей.
Клава напрасно переживала: Юля и Слава танцевали так весело и задорно, что жюри единогласно присудило им первую премию.
Последние годы своей трудовой биографии Сачков жил в Мирном. Но на полевые работы он по-прежнему выезжал в ставший родным Далдыно-Алакитский район, где ему, как и прежде, сопутствовал успех.
В 1987 году Слава Сачков уехал из Якутии. Он провёл здесь ровно 30 лучших лет своей жизни и с полным правом считал Якутию своей второй родиной. Незадолго до отъезда он принёс мне толстую общую тетрадь в чёрном переплёте.
- Посмотри, нельзя ли что-нибудь сделать из этого. Тут мои записи за много лет.
Я обещал посмотреть. Вечером дома я открыл тетрадь и пришёл в ужас. Тетрадь в клеточку была исписана карандашом в каждую строчку. Почерк у Сачкова чёткий, но эту рукопись читать, а тем более, править, было невозможно. А править текст нужно было сплошь да рядом, ибо стиль изложения был далеко не безупречен. Практически нужно было переписывать весть текст заново, делая попутно нужные исправления.
- Слава, - сказал я, возвращая тетрадь, - Материал здесь действительно интересный, но совершенно не годный для исправления. У тебя есть пишущая машинка, печатать ты умеешь. Перепечатай текст через полтора интервала, на одной стороне листа, не экономь бумагу. Вот тогда можно будет отредактировать.
На том и порешили. Вскоре после этого Слава уехал в Ленинград.
В начале
Вспоминаю ещё один случай.
На попутном съёмочном вертолёте я прилетел в лагерь Сачкова с обычным контролем. С вертолётчиками я договорился, что завтра они меня заберут. Но погода испортилась, пошёл дождь и вертолёт не прилетел. Плотная завеса дождя закрывала крутые каменные обрывы и живописную столовую гору на Аллара-Делингдэ. Я лежал в палатке Сачкова и просматривал старые журналы. Слава колдовал с большой сковородкой у печки. Дразнящий, аппетитный запах жареной оленины заполнял палатку. Сачков пребывал в философском расположении духа.
- Ты, наверное, обращал внимание, что здешняя хилая и вроде бы неказистая тайга на фотоснимках выглядит красивой и привлекательной, - говорил он, - А знаешь почему? Да потому что она на самом деле очень красива. В жизни мы обычно обращаем больше внимания на разные недостатки. А фотоснимок говорит о том, что есть на самом деле. Вот так же с нашей работой. Казалось бы, чего в ней привлекательного? Утомительные переходы, однообразная работа, назойливые комары, то жара, то холод. А начнёшь перебирать полевые фотографии и невольно подумаешь: «Бог мой, до чего же мы, ребята, здорово и интересно жили!». И это так и есть. Ведь фотографии не обманывают. Ну, садись к столу, будем мясо есть.