В 1879 году, проплывая по Вилюю, архиерей Вилюйско-Якутской епархии облюбовал над одной из излучин реки благодатное место и решил поставить здесь церковь, а пока распорядился водрузить на высоком берегу крест, чтоб он был заметен издали. Так возник Крестях. И когда через три года была построена церковь, в селе было уже немало переселившихся сюда из Отдаленных улусов политссыльных и сопровождавших их когда-то служилых людей. Это было интернациональное поселение, о чем красноречиво свидетельствовали фамилии первых жителей села, освященного крестом: Максимовы, Расторгуевы, Ващенко, Дядины, Крюковы. Последние представляли новую общественную формацию — это были зажиточные купцы.
Шли годы, село обрастало новыми домами, которые тянулись вдоль Вилюя, с одной стороны, и вдоль тайги — с другой. Люди обживали эти места, расширяли охотничьи угодья, появилась школа, стали прокладывать тропы в другие села. Во время каникул ученики вилюйских школ обследовали окрестности Крестяха и изучали берега реки, собирали экспонаты для биологических уголков. Учителя вели просветительскую работу не только с учениками, но и с их родителями. Петр Хрисанфович Староватов, впоследствии известный педагог, краевед и общественный деятель, Герой Социалистического Труда, статьи которого публиковались в журналах «Советское краеведение» и «Разведка недр», первым обратил внимание общественности на огромные природные богатства Вилюйского бассейна и поднял вопрос о необходимости приобщения молодежи к освоению родного края, указывал на находки драгоценных минералов, которые являлись свидетельством будущих открытий. Поэтому приход сюда геологов, возглавляемых Файнштейном, высадившихся у Крестяха и облюбовавших участок для ведения поисковых работ вблизи села, был воспринят как знак, предначертанный судьбой. Если к этому прибавить вошедшее в поговорку гостеприимство северных жителей, их тепло и радушие, а также организаторский талант самого Георгия Хаимовича, его темперамент и личное обаяние, то становится понятным, почему так быстро был установлен контакт с местным населением и с руководителями колхоза, который не прерывался все годы, хотя, случалось, иногда омрачался мелкими кознями и каверзами. Надо отдать должное председателю колхоза имени Кирова Н.И. Саввинову и его заместителю П.Ф. Спиридонову. Они проявили не только радушие, не просто доброжелательность, но и интернационализм высшей пробы, который и поныне является мерилом нравственных взаимоотношений между нами, якутами, и представителями других национальностей.
В колхозе очень нужны были сильные, крепкие, работящие люди, но когда геологи попросили помощи, им помогли. Остро стоял квартирный вопрос, и приезжим нельзя было не помочь — геологам были выделены жилой дом и склад. Самим не хватало лошадей, чтоб возить дрова, сено, молоко с отдаленных ферм и просто для поездок в соседние села и в райцентр, но и тут местные жители оказались на высоте — и появилось распоряжение отдать геологам часть лошадей. Продавщице сельпо Ольге Максимовой было дано распоряжение снабжать разместившуюся в селе геологическую партию продуктами питания, в том числе хлебом.
Были случаи, когда председатель сельсовета Е.Н. Максимов, председатель колхоза Н.И. Саввинов и его заместитель П.Ф. Спиридонов решились на прямое нарушение строгих инструкций. Перебои с финансированием и задержка денежных переводов геологам могли сорвать цикл первоочередных работ. И, чтобы не оставить геологов в беде, руководители совхоза и сельсовета решили взять деньги взаймы в колхозной кассе. Бдительные партийные органы тут же усмотрели прямое нарушение устава колхоза — и Николаю Игнатьевичу Саввинову влепили строгий выговор. Но и такие казусы не разрушили ни дружбу, ни взаимопонимание, ни деловой контакт между приезжими и местными. И вскоре колхозники реально ощутили, что их руководители были правы: последовала действенная помощь со стороны геологоразведчиков. Первоначально это ощущалось в виде «финансового потока», пусть и не очень мощного, но все-таки ощутимого для колхоза: это были деньги за аренду помещений, снятых геологами, за транспорт, который им выделили. Реальную помощь ощутили местные жители, активно подрабатывая в партии, и для семейного бюджета это были деньги весьма ощутимые.
Файнштейн услышал от местных жителей, что они никогда не испытывали нужду в стеклорезах и что он есть у вдовы Крюкова. Жила она в местечке Тэнкэ, которое было потом переименовано в Рыбачий геологами, когда был здесь открыт поисковый участок. Может причиной этого названия послужил тот факт, что вдова большую часть времени проводила на берегу Вилюя с удочкой — рыболовом она была удачливым. Муж ее, когда-то богатый скотопромышленник, держал огромные стада неподалеку от Тойбохоя. Когда началась гражданская война, он стал начальником штаба белой армии, который в этом крупном вилюйском селе и располагался. После разгрома белых армией Крюков был арестован и, как говорили, погиб в заключении. Раскулаченные Крюковы лишились богатства, лишь дом в Тэнкэ, на берегу реки, остался вдове в наследство.
Проплыв на лодке двадцать километров вниз по течению, Файнштейн вместе с Андреем Ивановым причалил к месту, где сидела Крюкова. Старуха, оставив удочку, пригласила их в дом. На столе лежала раскрытая Библия — вдова хорошо знала русский язык. На вопрос о том, нет ли у нее стеклореза, ответила, что был, да она запамятовала кто его забрал, ее многие навещают. Как предмет мебели стоял в углу отлично исполненный фабричный гроб; оказывается, он был еще мужем привезен издалека.
Файнштейн не нашел стеклореза, но еще раз убедился, что многие легенды имеют под собой твердую бытовую канву событий, и алмазы, конечно же, здесь есть. Косвенным доказательством служили сведения, которые добывал Андрей Иванов. Он часто сопровождал Георгия Хаимовича в поездках и очень понравился геологу за хорошее знание местности, веселый нрав, умение петь и танцевать. Именно он был инициатором праздничного осуохая, в котором приняла участие вся молодежь Крестяха. Всю ночь песни не давали уснуть крестяхцам, и они вереницей тянулись в теплую летнюю ночь, к месту хоровода, вливаясь в него и самозабвенно повторяя слова запевалы Андрея Иванова:
Закрыто солнце каменной стеной,
И глыбами зажат в тисках поток.
Лишь слышен гул летящих вниз камней
И стон воды — звенящий стукоток.
Но каменная «шея» не смогла
Сдержать напор несущейся воды,
Как песню, что в груди моей зажглась,
Нельзя дыханьем ветра остудить.
Загородили скалы неба синь,
Мы плыли долго по реке седой.
И в весла впились наши пятерни,
Борясь с вилюйской бешеной волной.
Сверкающие волны приподняв,
Глухой Вилюй швырял, как щепки, нас,
Крутил в водоворотах и рычал —
Но были еще силы про запас.
Мы оседлали грозную волну —
И сотни искр взлетали на лету.
Не струсили, прошли Великий Хан
На самодельном маленьком плоту.
Какие это страшные места,
И сколько утонуло смельчаков...
А впереди вспененный Малый Хан
Вопил о грозной ярости оков.
Казалось временами: солнца нет,
И толпы духов падают с небес,
Пугая нас, висят над головой,
И вторит им однообразно лес.
Испытывал Вилюй нас на излом,
Пытаясь запереть на свой засов.
При свете солнца силы набрались,
Достигли мы крестяхских берегов.
Заслоны все остались позади.
Шумит река серебряной волной,
Звенит хомус, и вторим ему мы — .
И мчится песня за предел земной.
Пылает вечер на исходе дня,
И ветер, гнавший плот, вконец устав,
Уснул, воспоминаньями томим...
Мечта над нами, крылья распластав,
Рванулась к нам через громады лет:
На нас, познавших тяжкую нужду,
О земляки, пролился яркий свет.
И тайны недр откроются для нас,
Чтоб стали мы творцами новых дел.
Не оставайтесь только в стороне.
Быть в гуще жизни — вот он, наш удел!
Рано утром, выйдя во двор, чтобы по обыкновению сделать зарядку, Григорий Хаимович увидел многих крестяхцев, возвращающихся в поселок. Он был приятно удивлен умением местных жителей веселиться, внимать музыке, петь песни и танцевать...
Комментариев нет:
Отправить комментарий