Каждый каюр-проводник, как их называли в экспедиции, в зимнее время обслуживал двенадцать оленей, по два на каждые шесть саней. Кроме этого были еще три запасных оленя. Летом у каждого каюра было по восемь животных с седлами и четыре запасных — ими заменяли во время маршрутов ослабленных или заболевших... Чтобы не было никаких ЧП, следовало до мелочей обдумать необходимое снаряжение, вплоть до такой казалось бы мелочи, как бечевка. Вместо веревок использовались кожаные ремни, они долговечны и надежны. Сани, седла для оленей и все снаряжение изготавливалось пастухами, там были истинные мастера своего дела, каждого из которых хочется назвать: Филипп Антонов с женой Ольгой, Игнатий Саввинов с женой Александрой, семьи Николая Семеновича и Николая Трофимовича Саввиновых, Иван и Мария Саввиновы. Их руками сделаны сотни саней, седел, кожаных ремней и многие другие необходимые для работы вещи. Они же помогали выбрать нужных оленей, учитывая возраст, рост, упитанность, норов каждого животного. Каюр отвечал за сохранность выданных ему оленей и работал с ними несколько лет, меняли только ослабленных и заболевших.
Я знал всех каюров, которые работали с геологами. Женщин среди них было немного, и одна из самых заметных — Степанида Николаевна, мы все звали ее бабушкой Степанидой... На нее нельзя было не обратить внимание — уж очень она отличалась от всех женщин. Женскую одежду не признавала — кажется, так и не сшила себе ни одного платья, ни одной юбки, всегда брюки носила. Считала, что в тайге лучше одежды не придумаешь, очень удобно верхом на оленях и лошадях в брюках. Единственное, что ей нравилось из женской одежды — платки да шали. Их у нее было много на разные случаи...
То ли самой природой предначертано быть ей мужчиной, то ли постоянно работая с мужчинами в сложных таежных условиях переняла она мужской характер и смекалку, но Степанида Михайлова и внешне напоминала представителя сильного пола — резкими угловатыми движениями, быстрым размашистым шагом, огрубевшим голосом. Ориентировалась в тайге ничуть не хуже любого опытного охотника, была сильной и смелой, и животные ее слушались. А если еще иметь в виду ее скромность, неприхотливость да выносливость, то становится понятным, почему Степанида Николаевна часто сопровождала геологов в маршруты.
Бог не обделил ее и чувством юмора — умела она взглянуть на себя как бы со стороны, посмеяться над своими промахами, над забавными, курьезными историями, в которые попадала. Помню как однажды сидели мы у костра в тайге, отдыхая перед дальней дорогой. Весело трещали сучья, пах дымком и травами чай, и бабушка Степанида, хохоча вместе с нами, рассказывала забавные эпизоды из своей жизни.
— Мы, якуты, раньше считали, что грибы — это олений корм, человеку есть их нельзя. И вот как-то пригласила меня к себе в гости жена начальника отряда Екатерина Федоровна Шерина. Очень добрая, хорошая женщина — так я думала до этого дня... И вот сижу я за столом, жена начальника у печи что-то жарит. Я подумала — внутренности жеребенка — такой вкусный запах разносился по комнате. Сковородка была огромной, и у меня слюнки текли, когда я представила вкус шипящего жаркого.
Екатерина Федоровна поставила передо мной полную тарелку:
— Ешь, Степанида!
— Люблю жаркое! — потерла я с удовольствием руки.
— Какая жеребятина — грибы это, голубушка! Я вчера у самого порога набрала два полных ведра. Для жарехи. Да на засол можно собрать груздей, они у вас такие красавцы! Одно объедение...
Я как увидела, что в тарелке не мясо, а грибы, чуть не упала со стула. К горлу подкатил комок... Придумала какой-то предлог и пулей на улицу выскочила. А уж там дала волю своему гневу. Вредная, говорила я, думаешь, что если жена большого начальника, то меня можно, как оленя, грибами кормить? Бессовестная! Больше моей ноги не будет в твоем доме! Жадина! Пожалела две банки мясных консервов... — Долго я обходила ее дом, — продолжала рассказывать Степанида, — долго сердилась на милую добрую женщину, и чего разозлилась я на нее? Не подумала: откуда ей было знать, что якуты о грибах думают? Но и мы постепенно к грибам привыкли, научились различать их, собирать самые нежные и молоденькие для жарехи и засолки. Эх, знать бы, что ими можно питаться, во время войны, когда животы поджимало от голода, жарили бы их. В тайге они на каждом шагу попадались...
Выпив кружку чая, Степанида Николаевна с горечью повествовала о прожитой жизни:
— Шибко худо мы жили: то одеть нечего, то обуться не во что, то даже чай попить не из чего. Когда у геологов появились компоты и варенье, мы, как дети, радовались стеклянной банке. До этого стеклянную посуду никто не видел. Помню сияющее лицо доярки Харитины, когда она выменяла стеклянную литровую банку на килограмм сливочного масла. А я себе из мешков сшила брюки и долго в них проходила, раздобыла резиновые сапоги и чуть не молилась на них, так они мне нравились. Берегла их и проходила в них долго.
Помню единственный случай, когда спокойная, добрая, отзывчивая Степанида Николаевна чуть не избила человека... Была она в ту пору каюром у топографов, которые ставили в тайге геодезические вышки. Завхоз был у них такой горький пропойца, каких, наверно, больше нет на белом свете. Как только он приезжал в поселок, то бежал к своим знакомым, у которых заранее ставил брагу. И вот день пролетал за днем, Степанида нервничала, что у рабочих в тайге продукты на исходе, а завхоз все не просыхает. Каждое утро она шла в лес, собирала оленей, целый день держала их на привязи — ждала, когда появится завхоз, а вечером прятала вьюки и уводила оленей в лес пастись.
Так прошло несколько дней, и у Степаниды иссякло терпение. Начала искать она завхоза, выловила его в одном доме, буквально за руку приволокла и усадила на оленя. А он не может удержаться, падает. Она снова подсаживает бедолагу — он вновь катится вниз.
Взяла она запасную веревку и решила привязать его крепко к оленю — так бы и увезла в тайгу, если б завхоз не заматерился. Тут
Степанида рассвирепела и с кулаками набросилась на пьяницу. Первый раз в жизни дала волю рукам.
— Пьянчуга несчастный! Дурак, набитый кишками! Винная бочка! — кричала она и колотила его по мягкому месту. Потом успокоилась, выпустила скопившийся за этот длительный простой гнев, махнула рукой на мирно лежащего на траве завхоза и уехала с оленями и грузом одна.
Больше всего удивилась Степанида, когда, вернувшись в поселок, увидела протрезвевшего завхоза, который был готов расцеловать ее за то, что она вовремя увезла продукты топографам. И он ничего не помнил!
Как-то так случилось, что вся жизнь Степаниды Николаевны прошла в работе, молодость ушла, постучалась старость в ее избу. Но до самой смерти в друзьях у нее было все село. Все три поколения крестяхцев.
Комментариев нет:
Отправить комментарий