В полдень все приготовления к отплытию были завершены, и население маленького поселка, разместившегося в устье Чоны, высыпало на берег. Отвязали крепление плота, и он медленно стал отплывать от берега. Чуть позже к нему присоединились лодки. Стоящие на берегу, кто кепками, кто платками, кто дэйбииром, махали вслед отъезжающим.
На плоту и на лодках в ожидании встречи со свирепым порогом все притихли, команды выполнялись чётко, сосредоточенно. Не было слышно лишних слов, не раздавалось привычных шуток. Даже неугомонный Андрей Иванов замолчал. Многие на него посматривали, ожидая хотя бы реплик, но он словно воды в рот набрал.
Вилюй по сравнению с Чоной показался необычно широким. Течение было стремительным, и бурлящая пеной вода словно набирала скорость на поворотах, плот крутило как щепку, и люди с огромным трудом управляли им. Когда прошли поворот Кусаган-Юрях, похожий на ручку от ведра, крутые горы вплотную подступили к Вилюю, до предела сжав русло, и вода, словно по каменному ущелью, понеслась с еще большей скоростью. Плот стал почти неуправляемым: вот его подхватила огромная волна, кинула сначала на гребень, потом он свалился куда-то вниз. Его накрыло волной, вырвало стойку с веслом — и в мгновение ока они исчезли в водовороте. К счастью, заранее предупрежденные, люди держались кто за что мог, за борт никого не смыло, но все промокли. Потом волны уменьшились и были не такими агрессивными. Вздохнули облегченно: прошли Хан! Но это был не Хан. И предстояло еще испытать нечто подобное — впереди был Эрбэйээк!
Чтобы успокоиться, собраться с силами и заново перевязать груз, решено было перед Ханом сделать остановку, высадить людей и пройти к месту, где расположен порог, пешком по берегу.
Между тем горы, подступающие к реке с двух сторон, становились все круче и круче. С левой стороны к Вилюю, прорезая в горах каменное ущелье, впадала многоводная Ахтаранда. Здесь добывался исландский шпат. Можно было увидеть скалу, с отрога которой скатывалась вниз редкая порода ахтарандит с кристаллами правильной геометрической формы. Ниже устья Ахтаранды Вилюй был зажат отвесными скалами и с ревом и грохотом мчался по ущелью. Огромные многотонные глыбы свисали над рекой, и было удивительно видеть на этих скалах растущие деревья. Как им удавалось удержаться на них — было непонятно, но они росли, держались сами и корнями укрепляли камни.
Вечерело. Только отдельным, редким лучам солнца удавалось пробиться к воде. Суровый неприступный вид каменных нагромождений, влажный воздух, идущий из глубоких расщелин, темная, бурлящая вода создавали жуткое впечатление. Люди приумолкли. Только один Юрий Хабардин, не теряя присутствия духа, любовался открывающейся перед его взором картиной. Эрбэйээк миновали благополучно, если не считать того, что их снова накрыло волной и все насквозь промокли. «Флотилия» приближалась к Большому Хану. А чуть выше этого порога природа как бы специально образовала небольшой тихий залив, предусмотрительно созданный природой для отдыха перед трудным участком реки. Плот и люди причалили к берегу. На нем росли невысокие, но мощные лиственницы, корни которых, как узловатые веревки, опутывая камни, выпирали из земли. Уставшие парни повалились на пестрый ковер, сотканный из зеленого брусничника и рыжей травы. В небольшой бухте удары мелкой волны о плот создавали впечатление, будто кто-то хлопает в ладошки. И снизу, где вода устремлялась к порогу, была видна белая пенная полоса и слышался глухой шум. Речная гладь просматривалась только до первых бурунов, а дальше она исчезала из глаз. Казалось, будто река куда-то провалилась — такой там был огромный перепад в высотах.
Над плотом появилась трясогузка, полетала над ним, пытаясь присесть, но неожиданно свистнула и улетела. Наблюдавший за птичкой Андрей Иванов улыбнулся и сообщил товарищам, что ее появление хорошая примета. Чей-то громкий смех заставил всех обернуться. Это был один из рабочих, который стоял у огромной лиственницы и срывал с нее тряпочки, лоскутки одежды, разноцветные безделушки, которые каждый путник в знак уважения к духам земли прикреплял к дереву, прося помощи и покровительства. А.И. Коненкин неодобрительно заметил:
— Вадим, ты отдаешь отчет в своих действиях? Это же священное дерево!
Резко отпрянув от лиственницы, рабочий подошел к отдыхающим, бормоча, что не знал ничего, иначе никогда бы не подошел к дереву.
Время отдыха истекало. Наступил решающий момент. Юрий Хабардин дал задание связать лодки попарно и спускаться через порог поочередно, а не всем одновременно. Решено было, что вначале в лодки сядут добровольцы. Сам Хабардин находился в первой паре. Несколько резких ударов веслами вывели лодки на стремнину. Послышался зычный голос: «Следуйте за мной!».
Не успела вторая пара лодок достичь середины реки, как первая, подхваченная стремительным потоком, нырнула вниз, потом ее подхватила волна, выбросила на гребень, и... она исчезла. За этой парой последовала вторая... Теперь на очереди был плот, Алексей Амбросьев со своим помощником оттолкнули его от берега, отплыли метров на тридцать, затем быстро пересели в маленькую лодку и вернулись на берег. Огромное неуклюжее сооружение немного развернулось, потом, попав в струю, в мгновение ока исчезло из глаз. Люди, оставшиеся на берегу, в какой-то миг увидели концы бревен, мелькнувшие в белых волнах порога. И было такое ощущение, что все перевернулось. Алексей Иннокентьевич, наблюдавший за лодками и плотом, стоя на огромном валуне, безнадежно развел руками — все, мол, пропало... Но Алексей Амбросьев спокойно сказал:
— Однако плот очень удачно вошел в порог. Видишь вон ту длинную белую полосу? Если сумеешь в нее проскочить, значит попадешь в самое русло. Если же взять чуть левее или правее, то результат может оказаться плачевным...
Коненкин молча выслушал Амбросьева, вытер пот со лба и шагнул вниз к берегу реки. Остальные, перепрыгивая с одного валуна на другой, последовали за ним. Идти пришлось долго. Когда они сухопутным путем преодолели Хан и дошли до своих «моряков», наступила ночь. Над широкой гладью реки повис густой дым от костра.
Подойдя к проводнику, с быстротой курьерского поезда, с огромным риском для жизни промчавшемуся через Хан, Алексей Иннокентьевич обнял его и приподнял над землей. От неожиданности Алексей Амбросьев вскрикнул, а когда Коненкин опустил его на землю, удивленно посмотрел на него, потом поспешно шагнул к своему костру. Ему в диковинку было видеть бурное выражение чувств со стороны другого человека, да еще начальника.
Собрались все у одного костра, поделились впечатлениями о своем плавании через пороги Хана и решили отметить это событие. Настроение у всех было прекрасное. Алексей Амбросьев, свернув ноги калачиком, поудобнее уселся, правой ладонью прикрыл левое ухо, чтобы лучше слышать переливы своего голоса. Многие впервые слышали тойук — песню-импровизацию о событии, свидетелями которого были они все. Следом за якутским тойуком зазвучали частушки, русские народные песни, а музыкальными инструментами стали ложки, кастрюли, кружки, расчески... Веселье продолжалось всю ночь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий