Начальник Восточной экспедиции П.Н. Меньшиков был доволен. Предложенная им для поисков алмазных месторождений аэромагнитная съемка давала хорошие результаты. Уже первые полеты в 1955 году показали, что кимберлитовые трубки отмечаются в воздухе четкими аномалиями. И уже выявлена масса новых аномалий, каждая из которых могла быть связана с еще неизвестной кимберлитовой трубкой. Но это необходимо было еще проверить на земле, провести необходимые наблюдения и поставить столбы в местах заложения будущих горных выработок.
Требовалась целая армия операторов-геофизиков для наземной детализации аэромагнитных аномалий. Меньшикову пришлось изрядно потрудиться, чтобы собрать эту армию.
Виктор Колянковский был одним из первых, кто приехал в Якутию по приглашению Меньшикова. Его сразу направили в поселок Далдын, где базировалась геофизическая партия № 2, которой руководил молодой выпускник Ленинградского Горного института Евгений Саврасов.
Виктор немедленно начал готовиться к выезду на участки работ. Получив у завхоза партии А.Н. Лабецкого палатку, Виктор решил тут же осмотреть ее и увидел, что палатка старая и дырявая. Он подозвал Лабецкого, взял край палатки в две руки и потянул в разные стороны. Материя легко расползлась в руках.
- Зачем же, Алексей Николаевич, вы мне гнилье выдаете? - Спросил Колянковский, - мне же жить в этой палатке, а не на базе придуриваться.
Такое замечание Лабецкому не понравилось. Он был опытный хозяйственник и старался в первую очередь сбыть старое имущество, приберегая новое на крайний случай. Но палатка, действительно, была гнилая, и Лабецкому пришлось уступить.
Потом Колянковский потребовал железную печку.
- Зачем тебе печка, ведь сейчас лето? - Спросил Лабецкий. Печки он старался попридержать до холодов.
- Готовить еду и согреваться в дождь, - ответил Виктор.
- Еду можно готовить на костре, - заметил Лабецкий.
- Что я вам, папуас что ли? - вскипел Колянковский, - Вы мне еще огонь трением добывать прикажите.
Печку он, конечно, получил, однако еще одна-две такие перепалки, и за Виктором Колянковским закрепилась слава скандального и неуживчивого человека.
В отряд Колянковского направили рабочего Мишку Безносова. Колянковский пристально посмотрел на него:
- Ну, с носом у вас вроде все в порядке. Будем знакомиться. Ваше политическое кредо?
- Да вот. К вам прислали.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Мишка родом из Иркутска, недавно вышел из тюрьмы, где провел два года за какую-то не очень серьезную провинность. Он твердо решил начать новую жизнь, для чего поехал на Север, чтобы подзаработать деньжонок. Специальности у него не было, но имелся некоторый навык в плотницком деле. Поэтому Виктор тотчас направил Мишку насаживать топоры на топорища и точить пилу.
В качестве транспортных средств Виктору было предоставлено 30 оленей и два каюра - Потап и Семен. Потап был молодой, молчаливый парень, неплохо говоривший по-русски. Семен был постарше и русского языка не знал, но с ним легко можно было договориться с помощью жестов. Каюры прекрасно разбирались в топокартах и безукоризненно ориентировались на местности. Достаточно было ткнуть пальцем в точку на карте и сказать по-якутски «бу место» и можно было не сомневаться, что каюры приведут караван кратчайшим путем именно в «бу место».
Через несколько дней отряд Виктора Колянковского отправился в путь. Предстояло пройти около 60 километров на юго-запад. Впереди на могучем ездовом олене ехал Потап. Каюры сидят не на спине оленя, а на крупе, так что вся тяжесть седока приходится на задние ноги животного. Семен ехал сзади, а Виктор с Мишкой шли в арьергарде. Норма дневного перехода для вьючного оленя составляет 20 километров. Но каюрам не хотелось делать лишнюю стоянку, развьючивать и навьючивать оленей. Поэтому они сделали всего один привал для отдыха. Бедный Мишка, не привыкший к большим переходам, натер себе ноги и совсем раскис. Колянковский его подбадривал:
- Держитесь, Мишель. И не смотрите, сколько еще осталось идти, а считайте, сколько уже пройдено. И помните железное правило: Дорогу осилит идущий. Если бы мы сейчас валялись на нарах на базе, мы не прошли бы этого пути.
На следующий день пришли на место, намеченное Виктором для лагеря. Здесь протекал небольшой ручеек, и было много сухостоя для топлива. Здесь предполагалось пробыть около 3 недель. Колянковский считал, что в поле надо устраиваться с максимальным комфортом. Вместе с Мишкой он сделали сруб из бревен и каркас из жердей для палатки. Соорудили нары, стол и настелили пол из жердей. Колянковский начал устанавливать печку.
- А печку-то зачем? - спросил Мишка, - ведь лето сейчас.
- Ну, ты вроде Лабецкого, - ответил Виктор, - Вечером будем комаров из палатки выгонять, а в дождь в палатке с печкой уютнее.
Первую аномалию, на удивление, нашли сразу. Мишка оказался смышленым парнем. Он быстро научился ходить с буссолью по азимуту и измерять шагами расстояние. А вот поваром Мишка оказался никудышным. Блюда, которые он готовил из различных продуктов, не отличались изысканным вкусом и все шли под одним названием - «кулага». Колянковскому это скоро надоело.
- Ставлю свои старые штаны против твоего накомарника, - сказал он, - что ни в одной кулинарной энциклопедии мира нет такого слова «кулага».
- Почему же нет? - обиделся Мишка, - у нас на зоне был мужик по фамилии Кулагин. Значит, такое слово есть.
- Если бы этот мужик отведал твоего фирменного блюда, он бы повесился от злобы и отчаяния на первой же перекладине.
Пришлось Виктору обучать Мишку поварскому искусству. Ассортимент продуктов был небогатый. В основном, крупы: гречка, полтавка, рис, горох. Макаронные изделия были дефицитом. Рассольники и борщ в банках тоже появились позднее. Был сухой борщ в здоровенных, с добрую сковороду, кругах, от которого почему-то сильно пучило живот. Мясную тушенку выдавали на базе в ограниченном количестве. Лабецкий заставлял брать свиную тушенку, но от нее отказывались: она была дороже и мяса там было всего полбанки, остальное - жир. Хлеб, взятый на базе, быстро кончился. Перешли на сухари. Пекли лепешки на соде. Время от времени ставили дрожжевое тесто и выпекали хлеб в печке.
Возвращаясь с профиля, Колянковский сбрасывал надоевшие за день резиновые сапоги и облачался в мягкие домашние войлочные туфли. У Мишки не было сменной обуви и он ходил по лагерю в одних портянках, подвязав их веревочками.
Рации в отряде не было. Первые походные рации типа «Недра» появились в партиях через
Хуже было отсутствие радиоприемника. Портативные приемники «Спидола», «Альпинист», «Атмосфера», появились позднее, а здоровенную ламповую «Родину» с тяжелыми батареями не каждый мог позволить себе таскать в поле. Да и было этих радиоприемников не так много.
Виктор был человеком неразговорчивым, поэтому свободное время у ребят было занято чтением книг, взятых в библиотеке на базе. Это были разрозненные тома сочинений Э. Золя и Д. Лондона.
Отработав все аномалии, расположенные недалеко от лагеря, отряд пересек водораздел и спустился в долину реки Сохсолоох. Палатку поставили на левом берегу возле ручья, названного геологами Гнусный по причине большого количества обитавшего здесь всякого гнуса.
Если бы Колянковский знал, что всего в нескольких сотнях метров от его палатки вверх по склону находится знаменитая в будущем трубка Айхал! Но по ряду причин трубка Айхал не отметилась аэромагнитной съемкой как аномалия, и Виктор не стал первооткрывателем. Сейчас здесь была девственная тайга, а в Сохсолоохе полно сигов и хариусов. Через 2,5 года геологи найдут трубку Айхал, природа начнет превращаться в «окружающую среду», из Сохсолооха уйдет вся рыба, а ручей Гнусный будет переименован и назван невыразительным и длинным именем - Мелкоильменитовый.
Самая дальняя аномалия была здесь километрах в 8 от лагеря. Ребята нашли ее, выполнили наблюдения, поставили столб. Но горные работы на аномалии геологи провели не скоро. Аномалия находилась слишком далеко от партии 213, поэтому ее проверка откладывалась. А потом была открыта трубка Айхал и все внимание переключилось на нее. Про аномалию забыли. Но спустя 10 лет новая аэромагнитная съемка вновь выявила эту аномалию. Оператор-геофизик, придя на аномалию, был очень удивлен, увидев на ней столб десятилетней давности. Так была найдена трубка Сувенир. А вот другую аномалию, на правом берегу Сохсолооха, Виктор с Мишкой так и не нашли. Возможно, были ошибочно даны координаты. А может быть, это была простая отписка аэромагнитометра, ведь детализацию аномалий в воздухе сначала не делали. С остальными аномалиями у ребят здесь не было проблем.
Рыба в реке ловилась хорошо и разнообразила меню ребят. Колянковский все же решил однажды пошутить над Михаилом.
- Достопочтенный сэр Майкл, - сказал он, - не откушать ли нам фирменного блюда, известного в народе под названием «кулага»?
Мишка оторопело посмотрел на Виктора и энергично затряс головой.
- Нет, лучше сварим уху. Там еще осталась пара рыбин.
- Лаврентьев лист кончился, - сказал Виктор.
- Какой лист? А, понял. Нет, там еще на пару раз хватит.
Не хотелось уходить с этого приятного места, но нужно было менять лагерь.
Следующая стоянка была на водоразделе. Конечно, ни ручьев, ни рыбы тут не было. Место было открытое, поросшее низкорослой карликовой березкой. Местность хорошо продувалась ветром, что привлекало сюда диких оленей. Животные носились по зарослям, счищая с себя как щеткой многочисленных оводов и слепней. Колянковский много раз порывался выстрелить в оленя, но каждый раз опасался, боясь убить домашнего. Правда, домашние олени обычно таскали на шее колокольчик-ботало.
Ребята едва успели закончить работу на двух аномалиях, как начались дожди. Серые клочкастые тучи летели так низко, что, казалось, вот-вот зацепят за верхушки деревьев. А в палатке было тепло и уютно. Топилась печка, на которой варилась еда и сипел чайник. Хорошо спится под дождем, когда нечего делать. Но если из-за дождя стоит работа, то уже не до сна.
В палатке
Под монотонный шум дождя
Приятно отдохнуть в палатке
От дел на время отойдя
И зная, что они в порядке
Но дождь гремит как барабан
И вовсе не до мирной спячки
Когда не выполняешь план
И от начальства ждешь накачки
В один из дождливых дней Мишка обратился к Колянковскому:
- Сергеич, рассказал бы что, а то скучно.
- Я тебе не Аркадий Райкин и не хор имени Пятницкого, чтобы тебя ублажать, - сердито ответил Виктор, - но уж так и быть, слушай.
В Далдыне напротив нашей базы палатки стоят. Ты, наверное, видел. Живут там люди из московской лаборатории аэрометодов. Они с самолета делают фотоснимки местности и по ним пытаются искать кимберлитовые трубки. Кое-что у них получается. Есть там у них мужик по кличке Лысобородый. Кличку он получил за то, что был совершенно лысым, но имел окладистую, как у Льва Толстого, бороду. Его лысина была предметом особой комариной любви. Они жалили его сквозь шляпу, накомарник, полотенце, которым он обматывал голову.
Наш рабочий Коля Крутько решил схохмить. Он сказал Лысобородому, что комары не любят красного цвета. В доказательство он принес из дома лоскуток красной материи. Лоскуток он дома смазал диметилом. На улице он закатал рукав куртки и положил лоскуток на руку. Комары моментально облепили всю руку, но на красный лоскуток не садились. Лысобородый был поражен результатом эксперимента. Он тут же побежал к себе в палатку и покрасил свою голову красной краской, которой аэросъемщики маркировали аномалии. Публика была в восторге. Но самое смешное было то, что комары действительно не садились на голову Лысобородого. Возможно, их отпугивал еще свежий запах краски. Но с другой стороны, комары такие же паразиты-кровопийцы, как помещики с капиталистами, которые столько лет пили кровь трудового народа. А помещики с капиталистами очень не любят красного цвета. Так что сами соображайте.
Двухнедельная непогода выбила Виктора с Мишкой из рабочего графика. Кончались продукты. Конечно, можно было прервать работу, сгонять с оленями за продуктами на базу геологической партии № 213, а затем вернуться в лагерь и закончить работу. Но Колянковский хотел взять продукты по дороге на следующую стоянку и не гонять лишний раз оленей. Поэтому ребята работали в рекордном темпе почти «на подсосе».
На базе партии № 213 в поселке Веселом Колянковский получил деньги, перечисленные Е. Саврасовым на продукты, почту и две радиограммы. В одной из них Колянковскому предписывалось передать геологам по акту все отработанные аномалии, а в другой указывалось на несвоевременность присылки Виктором сводок о текущей работе. Последнее было истинной правдой, поскольку Колянковский еще ни разу не сообщал Саврасову о ходе работ.
Ребята поселились в свободной избе на краю поселка. Пока Виктор подавал Саврасову радиограмму и передавал геологам результаты по аномалиям, Мишка обследовал их новое временное жилище. Забрался он и на чердак, где обнаружил массу полезных вещей. Во-первых, он нашел старую зимнюю шапку, немного великоватую, но вполне приличную. Потом он откопал несколько валенок, из которых можно было соорудить великолепные стельки для сапог. И, наконец, он нашел довольно истрепанные штаны, которые, несмотря на непрезентабельный вид, выглядели все же приличнее, чем те, которые были на Мишке. Колянковский, однако, отсоветовал резать валенки на стельки, считая целесообразным использовать их по прямому назначению.
- Нам вкалывать еще месяца полтора, - сказал он, - и на базу нам придется, скорее всего, возвращаться по снегу.
Затем они занялись закупкой продуктов в магазине. Виктор решил сделать подарок Мишке и спросил продавщицу, нет ли в продаже тапочек. Продавщица выставила на прилавок пару войлочных тапочек. Судя по огромным красным помпонам, тапочки были женские, а 42 размер изделия свидетельствовал о том, что женщин с такими габаритами в поселке Веселом не наблюдалось.
- Годится, - сказал Колянковский, - срежешь помпоны и будет о’кей.
- Нет, срезать не буду, - ответил Мишка, - пусть они от меня комаров отгоняют.
По-видимому, ему запомнился рассказ о Лысобородом.
Немного отдохнув и помывшись в настоящей бане, наши путешественники двинулись в путь. На второй день пути караван добрался до верховьев реки Алакит, где предстояло встать лагерем. Приближалось холодное время, и сруб для палатки делали капитально - из толстых стволов с прокладкой из мха между бревнами. Уже были первые заморозки, комары пропали, им на смену пришло не менее пакостное творение - мошка. Тайга стала желтой, под ногами в изобилии попадались кусты крупной темно-красной брусники, тут и там виднелись желтые шляпки грибов-маслят - любимого оленьего лакомства. Несколько раз уже выпадал снег, но быстро таял. По утрам землю и кусты покрывал иней. В спокойные тихие дни в природе чувствовалось ожидание чего-то значительного. А темными вечерами, когда в деревьях начинал шуметь холодный северный ветер, появлялось ощущение, что вот-вот нагрянет неизбежное.
В один из ясных дней Виктор поручил Мишке заняться обедом, а сам отправился вниз по Алакиту порыбачить. Найдя приличное место, он несколько раз закинул спиннинг, но рыбы не было. Виктор собрался, было, идти дальше, но вдруг услышал шорох осыпающихся камней. Он обернулся и обомлел: метрах в 100 от него на обрывистом берегу сидел медведь и смотрел на него. Долгая таежная жизнь приучила Виктора быстро реагировать на обстановку и принимать оптимальное решение. Ружье у него было заряжено патроном с дробью. Но даже если бы был заряд с жаканом, стрелять все равно опасно. Надо уходить. Идти в сторону лагеря, значит, двигаться на сближение с медведем. Значит, нужно уходить вниз по реке. Очень осторожно, стараясь не шуметь и не делать резких движений, Виктор пошел. Через некоторое время он остановился и оглянулся. Медведь двигался за ним, не спускаясь с обрыва. «Чего тебе надо, гад ползучий. Ведь обычно медведь либо нападает, либо уходит, а этот сидит, словно в театре на представлении», - подумал Колянковский. Виктор решил перебраться по перекату через реку и потихоньку идти к лагерю. На перекате было довольно много воды, но Виктор переправился почти благополучно, но перед самым берегом поскользнулся на скользком камне и сел в воду. «Медведь там не хлопает в ладошки?» - подумал Виктор. Медведь не хлопал, но продолжал внимательно смотреть на Колянковского. Вдруг Виктор услышал: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня!» И на сцене появилось новое действующее лицо. Это был Мишка. У него не было ни слуха, ни голоса, но он любил петь и знал много песен. Зная свои способности, он предпочитал петь при отсутствии аудитории. Сейчас он шел по берегу Алакита и упивался своим искусством. «Надо его предупредить, ведь он сейчас налетит на медведя», - подумал Колянковский. Медведь заворочался, повернул морду в сторону пения, оглушительно чихнул и... скрылся в чаще.
- Будь здоров! - сказал Виктор.
А Мишка, ничего не замечая, продолжал:
- Самая нелепая ошибка то, что ты уходишь от меня.
«Ну, какая же это ошибка? Это Божье благословение, что он ушел», - подумал Виктор.
- Мишка, Мишка, ты вернешься, Мишка?
«Типун тебе на язык Мишка, еще и правда вернется», - подумал Виктор и начал во все горло подпевать Мишке. Затем он исполнил какой-то фантастический танец и выстрелил вверх из ружья.
- Сергеич, а ты чего на том берегу и почему у тебя штаны мокрые? - спросил Мишка.
- Если бы ты оказался на моем месте, штаны у тебя были бы не только мокрые, но и грязные, - ответил Колянковский.
Не возвращаясь в лагерь, они решили зайти к каюрам и предупредить их о медведе. Непроницаемые лица каюров сделались еще более серьезными. Они молча взяли свои карабины и поспешили к реке.
Поздно вечером в палатку к ребятам зашел Потап. Он рассказал, что они выследили медведя, долго шли за ним. Но медведь, не останавливаясь, шел в сторону севера.
- Думаешь, он не вернется? - спросил Виктор.
- Однако нет. Медведь сейчас сытый, ягод много, - ответил Потап, - однако надо смотреть.
- Смотри, Мишка, как ты напугал медведя своим пением, - сказал Колянковский, - он бежит опрометью и теперь остановится только на берегу Северного ледовитого океана.
- Однако, так, - заключил Потап.
Однажды утром над палаткой пролетела стая гусей. Стая держала путь на юг.
- Через три дня, Мишка, выпадет снег, - сказал Виктор, - примета верная.
Но пока ничто не предвещало снега. Стояли лиственницы, отливая золотом под лучами бледного осеннего солнца. В воздухе летали паутинки. Под ногами хрустела крупная брусника. Но через три дня внезапно задул северный ветер, налетели свинцовые тучи, скрылось солнце и повалил снег. Он валил беспрерывно двое суток и ландшафт быстро преобразился. Мигом облетевшие лиственницы стояли как черные скелеты на фоне белого снега. Вода в ручье тоже была черной, так что цветных оттенков в природе больше не наблюдалось. Больших морозов еще не было, но последние наблюдения с прибором ребята делали, надев найденные Мишкой на чердаке валенки. Все же удобнее по снегу в валенках, чем в сапогах.
- Ну, вот и все, - сказал Колянковский, когда ребята вернулись с последней аномалии, - закончен труд, завещанный от Бога мне, грешному. Завтра подадимся в Далдын, на базу. А оттуда - в Нюрбу. Просижу там до весны. А ты, значит на горные работы?
- Да, в 213 партию. Там нужны люди.
- Значит, поработаешь на наших аномалиях.
Колянковский считал, что раз выпал снег, то до Далдына они доберутся на нартах. Но нарты у каюров были складированы где-то недалеко от Далдына, поэтому путь до базы пришлось преодолевать пешком. А в Далдыне наших путешественников поджидал сюрприз.
Прежде всего, Восточная экспедиция влилась в состав Амакинской экспедиции, и Меньшиков стал главным геофизиком. Несколько аэромагнитных партий за последний сезон выявили массу аномалий. Все эти аномалии теперь нужно было найти на земле и застолбить. П. Меньшиков прикинул, что операторам-геофизикам не одолеть этот объем работ за летний сезон и принял беспрецедентное решение продолжить работу на аномалиях в зимнее время. Некоторые операторы, испуганные перспективой зимовки в палатке, уволились и уехали в Ленинград. Меньшикову пришлось искать операторов в других местах.
Колянковского вызвал к себе начальник партии Е. Саврасов.
- Ну что, Виктор Сергеевич, остаешься работать на аномалиях зимой?
- Я вам не 28 героев-панфиловцев, чтобы зимой в платке сидеть.
- Значит, будешь увольняться?
- Я не граф Монте-Кристо, мне деньги нужны.
- Вот и прекрасно. Значит договорились. Пока отдыхай. Твои каюры с оленями ушли в Оленек. Им на смену придут другие каюры. И тогда - вперед с песней.
- Вот видите: даже оленям смена идет, а мне как папе Карло вкалывать.
- Ты не один. Герасимов и Феддер тоже будут вкалывать.
- Ну, с Герасимовым все ясно: ему всегда деньги нужны, а Боре Феддеру, наверное, Роберт Скотт покоя не дает.
Действительно, идеалом Бори Феддера был полярный путешественник Роберт Скотт, который добрался до южного полюса (вторым после Р. Амундсена) и погиб на обратном пути. Боря хотел на себе испытать трудности, в которых пришлось путешествовать его идеалу.
Хмурый Колянковский вернулся домой. Мишка на железной печке варил суп.
- Ну, все, Мишка. Остаюсь сопли морозить на аномалиях. Если не вернусь, считай коммунистом.
- А если вернешься?
- Тогда нет. Ты не остри, а скажи лучше, пойдешь со мной?
- Конечно, пойду. Вот только суп доварю.
Колянковский в упор уставился на Мишку:
- Что-то ты развеселился не ко времени.
- Так, Сергеич, ты же сам учил меня, что над трудностями надо смеяться.
Один из уехавших в Ленинград операторов оставил на базе своего пса - здоровенную дворнягу по кличке Барсук. Колянковский решил взять его с собой.
- Вот только шерсть у тебя, братец пес, короткая, - сказал псу Колянковский, - Мерзнуть будешь. Ну что, поедешь со мной на аномалию?
Пес вильнул хвостом и положил лапу на колено Колянковского. Договор был заключен.
Выезжающим на зимние работы выдали по второй палатке вместо утеплителя и по второму спальному мешку. Дали также ватный костюм, полушубок и валенки. В продуктах также особо не ограничивали.
В конце ноября пришли олени с новыми каюрами, Иваном и Христофором. Каюры были не первой молодости, сухощавые и коренастые.
На каменистых плоскогорьях западной Якутии встречаются одиноко растущие лиственницы. Обычно это невысокие деревья, их стволы закручены винтом, древесина твердая как железо. Их пронизывает студеный ветер, жестокая зимняя стужа, кажется, вымораживает все соки до самых корней. А весной такое дерево опять выпускает свои мягкие, зеленые хвоинки, и как ни в чем не бывало, радуется солнцу.
Каюры-оленеводы часто напоминают такие деревья. Жизнь, полная лишений, кажется, выкручивает их как прачка, выжимающая белье. А они закаляются в этих трудностях, живут и по-своему радуются этой жизни.
Отряд Колянковского выехал с базы на нартах в последних числах ноября. Проехать нужно было около 30 километров, олени бежали резво. Холод, однако, не давал возможности долго сидеть на нартах. Приходилось соскакивать с нарт и бежать следом, чтобы согреться. Но в полушубке и валенках по рыхлому снегу не очень-то пробежишь. Непонятно, как герои Д. Лондона умудрялись бежать за собачьими упряжками?
Лагерь разбили на берегу ручья, промерзшего до дна. Зимний день короток, и ребятам приходилось вставать затемно. Плотно завтракали и шли на работу. Работали на широких охотничьих лыжах. На открытых местах, где снег уплотняется ветром, лыжи держали хорошо, но в лесу рыхлый снег проваливался под ногами.
Работать кончали засветло: нужно было еще наготовить дров и нарубить на ручье льда для воды. Воде из талого снега Колянковский интуитивно не доверял и правильно делал. Снег адсорбирует на пути к земле всякую гадость, в частности, радиоактивные частицы. Через год полевые отряды стали снабжать приборами для определения радиоактивности снега. Так вот, радиометры порой трещали как пулеметы, показывая высокую радиоактивность.
Сильных морозов пока не было, но к утру палатка основательно выстуживалась. Потом приспособились: закладывали с вечера в печь сырые кругляки и закрывали поддувало консервной банкой. Дрова потихоньку тлели всю ночь, поддерживая минимальную теплоту. Утром нужно было только открыть поддувало и в палатке быстро становилось тепло. Но чтобы открыть поддувало, надо было вылезать из теплого спального мешка.
- Давай научим Барсука открывать поддувало, - предложил Мишка.
- Давай лучше научим его подкладывать дрова в печку, - буркнул в ответ Виктор.
Но и эту проблему скоро решили. Привязали к банке длинную проволочку. Теперь достаточно было, не вылезая из мешка, дернуть за нее и печка разгоралась.
Работа шла медленно, и за три недели успели закончить только одну аномалию и приступить ко второй.
В конце декабря приехал на нартах с каюром начальник партии Е. Саврасов. Он привез новогодние продукты: бутылку спирта на двоих и дефицитные консервы, в том числе колбасный фарш. Узнав, что сделано только полторы аномалии, Саврасов сделал недовольное лицо, но тут же признался, что у других операторов дела идут еще хуже. Потом он поехал передать продукты каюрам Ивану и Христофору. Скоро он вернулся и привез ребятам подарок каюров: здоровенную оленью ногу. Задерживаться Саврасов не стал, рассчитывая засветло вернуться в Далдын. Усаживаясь в нарты, Саврасов сказал:
- Трудитесь, ребята. Родина вас не забудет.
- Знаем, как не забудет, - проворчал Колянковский, - подарят красный флаг и в баню без очереди пару раз пустят.
Новый Год Виктор с Мишкой встретили прилично. Правда, не было шампанского и боя часов. Выпили по кружке разведенного спирта, съели огромную сковороду жареной оленины и запили все это крепким чаем со сгущенкой. Потом нырнули в свои спальные мешки и заснули.
Было тихо. Лишь в печке потрескивали сырые дрова да Барсук возился с большой костью, выданной ему по случаю праздника. А над палаткой в это время полыхало огромное, на полнеба, полярное сияние. Бледно-зеленые занавеси перемещались на фоне черного неба, как бы исполняя некий ритуальный танец. Природа, видимо, решила устроить новогоднее представление для всех бродяжьих душ, затерянных на необъятных просторах холодной якутской тайги.
Виктор и Мишка, конечно, не могли знать, что по данным далдынской метеостанции температура впервые за эту зиму сползла ниже отметки 55 градусов. При такой температуре самолеты не летают, аэропорты закрываются, и маленький поселок Далдын становится полностью отрезанным от «большой земли». А у операторов не было ни термометров, ни рации, чтобы справиться о температуре, и они выходили на работу в любую погоду, и только когда становилось совсем невмоготу, отсиживались в палатке.
Январь в эту зиму лютый. Температура часто опускалась ниже 60 градусов. А с прибором приходится работать без рукавиц, оставляя клочки с кожи пальцев на металлических установочных винтах. И не дай Бог выдохнуть на окуляр прибора. Сразу все покроется инеем и в трубе ничего не видно. А еще записать показания прибора в журнал надо, чего также в рукавицах не сделаешь. К тому же, оказывается, графит в карандаше тоже замерзает и начинает царапать бумагу.
К холоду нельзя привыкнуть. Можно только научиться ему сопротивляться. А еще человеку помогает сознание, что где-то недалеко есть теплая палатка с горячей печкой. Но вот палатка сдернута с каркаса и уложена в нарты. Переезд на новую стоянку. Люди теперь лицом к лицу с Природой. Ну, кто кого? И люди одолевают, не силой, конечно, а хитростью и упорством.
Переезд у Виктора с Мишкой занял не более полутора часов. За это время ребята едва не превратились в сосульки. Прибыв на место, они распалили огромный костер, и некоторое время отогревались. Но тепло расслабляет, а тут нужно скорее, до темноты соорудить каркас и поставить палатку. Но вот, палатка поставлена, печка топится, люди опять перехитрили Природу.
Существует мнение, что ад - это место где, очень жарко, даже больше чем надо. Там грешники варятся в котлах, и лижет раскаленные сковородки в наказание за неправедную жизнь.
Все это - чушь собачья. Настоящий ад - это жуткий холод, всепроникающий и парализующий. Выставьте грешника с голой задницей на полчаса на хороший мороз - и он искупит все свои грехи. Заставьте его лизать сковородку, не раскаленную, а при температуре −60 градусов - и эффект будет намного больше. И если люди живут в таких условиях, то они заслуживают того, что бы им при жизни скостили их грехи.
Если бы наши ребята могли заглянуть в будущее, они позавидовали бы своим потомкам с их автоматическими квантовыми и протонными магнитометрами, спутниковыми навигаторами, персональными компьютерами. Но ни Виктор, ни Мишка не думали о далеких перспективах. У них хватало текущих проблем, и их совсем не интересовало, склонят ли геофизики 21 века свои головы перед памятью и делами своих предшественников.
В конце февраля свирепые морозы прекратились. Световой день заметно прибавился, работа пошла веселее. В марте ребята сделали больше, чем за предыдущие три месяца. Этому способствовало еще то, что последние аномалии располагались недалеко от лагеря и большого подхода не требовали.
Накануне отъезда на базу Мишка вдруг спросил Виктора:
- Сергеич, как думаешь, стоит мне жениться?
Колянковский недоуменно уставился на Мишку.
- Вот такой же вопрос задал своему учителю философу Сократу много веков назад один из его учеников. А Сократ был женат, и жена его, Ксантиппа, была злая, вредная и сварливая женщина. Услышав вопрос, Сократ ответил: «Конечно, женись. Если тебе повезет с женой - будешь счастлив, если нет - станешь философом». Вот так то, бледнолицый брат мой.
- Нет, пожалуй, все-таки подожду, - задумчиво сказал Мишка, - Поднакоплю денег, пойду в техникум, на геолога выучусь.
- Давай уж тогда на геофизика.
- На геофизика, наверное, не потяну. С математикой у меня не важно.
Когда Виктор с Мишкой вернулись в Далдын, остальные операторы еще трудились на своих аномалиях. И наши ребята тут же получили новое срочное задание. Дело заключалось в следующем.
В 1955 году геолог В.Щукин нашел кимберлитовую трубку Сытыканская. Он обнаружил самый кончик, краешек трубки, расположенный возле траппового уступа. Остальная часть трубки, похоже, уходила под траппы. Геологическая партия 213 собиралась проложить штольню и выяснить истинные размеры трубки. Однако было неясно, куда уходит трубка и в какую сторону задавать штольню. Главный геолог партии Володя Изаров обратился к геофизикам, чтобы те помогли как-то решить этот вопрос.
Геофизик Евгений Саврасов весьма скептически оценивал возможности магнитной съемки в траппах. Магнитное поле там настолько сложное, что замаскирует любую аномалию от трубки, залегающей под траппами. Других вариантов, однако, не было, поэтому решили провести магнитную съемку на траппах в районе трубки и попытаться увидеть аномалию.
Проходку штольни предполагалось начать в мае, поэтому времени у наших героев осталось немного. Отряду был придан топограф Виктор Кузнецов - молодой неразговорчивый парень. Несмотря на небольшой срок работы в экспедиции он успел зарекомендовать себя хорошим специалистом.
До Сытыканской трубки ехали на нартах. Остановились недалеко от трубки около избушки. Эту избушку соорудили горняки, которые недавно проходили шурфы.
Убрали мусор, затопили печку-полубочку. В избе сразу запахло жилым помещением.
От избушки к трубке вверх по склону вела тракторная дорога. Сейчас она была полностью занесена снегом. На трубке тоже все было занесено снегом и только столбы-штаги на шурфах указывали ее положение.
Если встать у подножья траппового уступа, он походил на огромную, окаменевшую океанскую волну. Выше по склону наблюдалось хаотическое нагромождение крупных каменных глыб, засыпанных снегом. Еще дальше местность превращалась в ровное плато с редкими деревьями.
Путь наверх занимал у ребят не менее получаса. Зато вниз на лыжах - около 10 минут. Конечно, наверху в каменном хаосе на лыжах с мягкими креплениями в валенках особенно не разгонишься. Зато от трубки до избы лыжи несли сами, и остановиться внизу можно было только путем экстренного торможения с помощью мягкого места. Остальные способы, как показала практика, были менее эффективными.
Работа в отряде шла быстро, и ребята уже предвкушали свое возвращение на базу. Беда, как всегда пришла неожиданно.
Виктор Кузнецов, закончив на сегодня работу, шел домой. На лыжах он дошел до скал, где начинался спуск к трапповому уступу. Здесь он снял лыжи и пошел пешком по тропинке, петлявшей между камнями. Вдруг он заметил сидевшую на каменном выступе птицу с белым оперением. Это была полярная сова. Эти птицы часто гнездятся в скалах. Виктор таких птиц еще не видел и захотел посмотреть на нее поближе. Он воткнул лыжи в снег и осторожно пошел к птице. Сова не улетала и смотрела на Кузнецова желтым глазом. Виктор подошел к краю небольшой расщелины, на противоположном краю которой сидела сова, и остановился.
Вдруг снег под ним сдвинулся, Виктор потерял равновесие и полетел вниз. Его левая нога застряла в щели между камнями, и острая боль пронзила всю левую половину тела. Расщелина, куда упал Виктор, была полна снега. Она имела форму перевернутого колокола. Глубина расщелины была невелика, не более 3 метров, и здоровый человек мог бы без труда из нее вылезти вдоль многочисленных трещин. Виктор сделал несколько попыток выкарабкаться из своей ловушки, но раненая нога сковывала движения и причиняла нестерпимую боль.
Тогда Кузнецов начал звать на помощь. Он рассчитывал, что ребята работают недалеко и услышат его крики.
Первым, кто услышал его, оказался Барсук, который, как обычно, бегал по тайге. Он покрутился, попрыгал у края расщелины и исчез. Потом у края появилось разгоряченное лицо Мишки, который рубил просеку поблизости. Мишка быстро оценил обстановку. «Нужно бы веревку», - подумал он. Веревка у ребят была, но за ней нужно было бежать в избушку.
- Подожди, Витя, я сейчас вырублю шест, - крикнул Мишка и побежал в лес.
Тем временем Барсук добежал до Колянковского и начал прыгать около него, повизгивая. Необычное поведение собаки озадачило Виктора. «Может, он зверя поднял?» - подумал он.
Колянковский закончил наблюдения и пошел за Барсуком.
Мишка уже был на месте с крепким шестом. Кузнецов ухватился обеими руками за шест, и ребята вытянули его из предательской ловушки. Сам идти Кузнецов, конечно, не мог. Ребята обхватили его с двух сторон и осторожно повели по тропинке к уступу. Здесь тропинка становилась узкой и извилистой. Втроем здесь было не развернуться и Мишка первый это понял.
- Сергеич, подсоби-ка мне взять его на закорки, а сам иди впереди и подстраховывай меня, чтобы я вниз не грохнулся, - попросил он.
Нелегко было Мишке тащить тяжелую ношу. Валенки - такая обувь, в которой легко оступиться и поскользнуться. Но Мишка рассчитывал свой каждый шаг с точностью до сантиметра и благополучно достиг подножия уступа. Здесь ребята связали вместе четыре лыжи и на этой волокуше довезли раненого до избушки. Колянковский с трудом стащил валенок с ноги Витюни. Нога у щиколотки сильно опухла, но никаких внешних повреждений заметно не было.
- Мишаня, дуй к каюрам, пусть запрягают двое нарт, повезем Витю к фельдшеру в Веселый, - сказал Колянковский, и пока Мишка бегал к каюрам, делал Кузнецову холодные компрессы, чтобы утихомирить боль. Прибыл Мишка с каюром Иваном. Раненого положил в нарты. Нечего было и думать, чтобы снова надеть на ногу валенок, и Колянковский укутал ногу Витюни в свое байковое одеяло.
В поселке девушка-фельдшер сделала Кузнецову обезболивающий укол и заказала санитарный вертолет в Нюрбу.
Утром Кузнецова увезли, а Колянковский отправился к избушке на Сытыканскую. Перед отъездом он пригласил главного геолога партии Изарова заехать к ним на участок и посмотреть результат работ. Изаров согласился и сказал, что раз Кузнецов заболел, то плановую геодезическую привязку участка сделает партия 213.
Через несколько дней в избушке произошло еще одно событие. Мишка возился у печки, готовил завтрак. Колянковский лежал на нарах и читал книгу.
Снаружи послышался шум трактора. В избушку без стука вошли мужчина с бородкой, молодая женщина и Гриша-тракторист с Веселого. Вошедшие поздоровались. Потом мужчина с бородкой спросил:
- Вы здесь живете?
- Мы здесь работаем, - ответил Виктор, недовольный бесцеремонным вторжением в их жилище.
- Вам придется освободить это помещение, - сказал мужчина.
- С какой это радости? - спросил Колянковский, не изменяя позы.
- Видите ли, мы из Москвы, из Академии наук, - сказал мужчина с нажимом на каждое слово, - мы проводим здесь научные исследования. Начальник партии 213 товарищ Харченко разрешил нам временно воспользоваться этим жилищем.
- Вон оно что! Видите ли, нам разрешил воспользоваться этим жилищем сам Господь Бог, - ответил Виктор, - а это, согласитесь, рангом повыше, чем ваш товарищ Харченко.
- Вы не поняли, - мужчина начинал терять терпение, - Мы из Москвы...
- Знаем, знаем, - прервал его Колянковский, - из Академии наук. Максимум что мы можем вам предложить - это отгородить занавеской часть этой комнаты. А насчет освободить помещение - не обессудьте, Фридрих Ницше не позволяет.
Мужчина собирался что-то сказать, но в разговор вступила женщина.
- Георгий, куда ты меня привез? Неужели ты думаешь, что я буду жить в этом хлеву? Нет, с меня довольно. Я немедленно возвращаюсь домой.
- Миль пардон, мадам, - сказал Колянковский, - вы совершенно опрометчиво назвали хлевом это скромное жилище. Значит, нас, его обитателей, вы принимаете за скотов. Между тем, мы от чистого сердца предлагали вам разделить с нами это убежище, столь вами униженное.
Тираду Колянковского женщина пропустила мимо ушей, выжидательно глядя на мужчину.
- Постой, Изольда, - растерянно начал мужчина, - Ведь у нас работа, да и у тебя задание редакции - цикл стихов. Как же так?
- Работа - это твоя проблема. А цикл я могу и в Москве написать. Я уже достаточно набралась вдохновения, - ответила женщина и с неприязнью посмотрела на развешанные возле печки портянки, распространяющие специфический аромат.
Потом она двинулась к двери, Георгий и Гриша последовали за ней. Георгий, однако, через минуту вернулся и занес свои вещи.
- Я должен извиниться перед вами за этот инцидент, - сказал он, - И если вы не против, я поживу здесь несколько дней.
Он кинул на свободные нары свой спальный мешок и начал распаковывать рюкзак. Первым делом он извлек батарейный приемник «Спидола», похожий на дамскую красную сумочку.
- Вот это здорово, - сказал Мишка, - теперь хоть новости послушаем.
Немного подумав, Георгий достал бутылку «Столичной» и какие-то консервы.
- Давайте за знакомство, - предложил он.
Мишка вывалил на горячую сковороду пару банок тушенки и мужчины сели к столу.
За столом выяснились кое-какие подробности. Георгий работал младшим научным сотрудником в одной из лабораторий Академии Наук. Он занимался исследованием траппов и собирал материал для кандидатской диссертации. С Изольдой они женаты полтора года. Она работает в одной редакции, пишет стихи и пользуется уважением. Это романтическая и экзальтированная натура. Когда она узнала, что Георгий едет в Якутию, где недавно нашли алмазы, то загорелась идеей поехать с ним и написать цикл стихов на тему «Весна и алмазы» или «Весна в алмазной Якутии». В редакции ее поддержали и даже выдали аванс. Изольда оформилась лаборанткой в отряд Георгия и уговорила его выехать в Якутию пораньше, чтобы не пропустить начало весны. Суровая действительность, однако, быстро сшибла с нее романтическую восторженность. Началось все еще в Нюрбе, где они жили несколько дней в знаменитой гостинице «Золотой клоп». Переборки там тонкие, и компания в соседнем номере шумела до глубокой ночи. Не давали покоя и основные обитатели гостиницы - клопы, достигавшие размера голубичной ягоды. Но больше всего утонченную натуру Изольды доводили «удобства во дворе», к которым она так и не смогла привыкнуть.
А начало весны здесь ассоциировалось не столько с алмазами, сколько с запахом начинавших оттаивать помоек. А когда прилетели в заснеженный до крыш Веселый, настроение у бедной поэтессы совсем упало.
- В общем, надоело мне все это до чертиков, - вздохнул Георгий, - и я даже рад, что она уехала.
- Женитьба - дело наживное, - заметил Колянковский. - У нас в экспедиции есть техник Булханов. Из Улан-Удэ. Он каждый год ездит в отпуск и привозит оттуда очередную жену. Она поживет с ним в Нюрбе месяца два-три и уходит к другому. Булханов снова едет в отпуск и привозит новую жену. С ней происходит то же, что и с первой. Говорят, Булханов сейчас снова поехал в отпуск.
- В науке это называется «метод проб и ошибок», - сказал Георгий. - Рано или поздно ваш Булханов выйдет на оптимальный вариант.
- Нет, такое мне не подходит, - заявил Мишка, - если я задумаю жениться, я заранее договорюсь с женой, чтобы помогать друг другу, не ссориться и везде выручать. Любовь, конечно, тоже нужна, но это не главное. Вон, у Георгия была любовь, а что толку?
- Да ты, Мишаня, философ, - усмехнулся Виктор, - Марк Аврелий, Эразм Сытыканский.
- Никакой я не Марк и не философ, - сказал Мишка, - просто я говорю то, что думаю.
- Говорить то, что думаешь - это тоже философия, - глубокомысленно заметил Георгий.
Через несколько дней работа была закончена и Виктор с Мишкой готовились к отъезду в Далдын. Подъехали на нартах главный геолог Изаров, чтобы посмотреть результаты съемки, и топограф Баранов с рабочим, чтобы сделать топографическую привязку на участке.
Мишка повел Баранова показывать участок, а Колянковский вытащил составленную им карту магнитного поля. Карта была очень сложная, сплошная мозаика из положительных и отрицательных аномалий. Но на этом фоне, как на плохом рентгеновском снимке, просматривалась обширная положительная аномалия.
- Похоже, что эта аномалия связана с трубкой, - сказал Изаров, - теперь ясно, как нам задавать штольню.
Так были получены первые практические результаты магнитной съемки в траппах. Карту Виктор передал Изарову.
В самом конце апреля Колянковский с Мишкой прибыли в Далдын на базу партии. Первыми, кто встретил прибывший отряд, были собаки.
Самым крупным псом был саврасовский Гаут, поэтому остальные собаки, хотя и неохотно, считали его вожаком. Барсук и каюрский пес Ураник повели себя очень разумно. Когда собачья стая налетела на них, они вдвоем напали на Гаута и сбили его с ног. Базовские псы мгновенно изменили тактику и принялись кусать упавшего вожака. Все как у людей! Разве не так же озверевшая толпа начинает топтать поверженного кумира?
Только вот кто у кого научился? Обычно меньшие братья учатся у старших. Бедный Гаут с трудом вырвался и, поджав хвост, побежал к своему дому, около которого стоял раздосадованный исходом собачьей борьбы Саврасов. Настроение у него упало и он довольно холодно приветствовал Колянковского с прибытием.
1 мая, как полагается, в партии провели торжественное собрание. Собрались в камералке. Старший топограф Исаак Березин сделал доклад о 1 мая. Потом начальник партии Евгений Саврасов зачитал праздничный приказ. В приказе награждались почетными грамотами операторы, принимавшие участи в зимних полевых работах. Саврасов читал дальше: «Объявить благодарность: Амосову Иннокентию Ивановичу - рабочему, Безносову Михаилу Петровичу - рабочему....
Услышав свою фамилию, Мишка вскочил со своего места и начал дико озираться. Виктор, сидевший с ним рядом, дернул его за штаны: «Сиди!».
После читки приказа завхоз партии Лабецкий начал выдавать на складе праздничные продукты: по бутылке спирта на двоих, консервы и страшный дефицит - макароны.
Скоро в домах послышались песни и оживленные разговоры, но до драк дело не дошло. Виктор с Мишкой, отвыкшие от шумных застолий, сели в своем углу и поздравили друг друга с праздником.
- Ты чего это на собрании сегодня вдруг вскочил? - вспомнил Колянковский.
- Понимаешь, Сергеич, - ответил Мишка, - первый раз в жизни меня благодарили, да еще в приказе. Обычно ругали.
В самом конце мая Виктора с Мишкой вывезли на вертолете в верховья Алакита отрабатывать аэромагнитные аномалии. Каюры с оленями должны были прибыть в условленное место позднее, после весенней распутицы.
Подыскали хорошее место на высоком берегу ручья, поставили каркас, натянули палатку. Работать было еще нельзя, в лесу лежали толстые слои тяжелого, мокрого снега, который проваливался под ногами. На открытых местах снега было меньше: он сохранился лишь в глубоких низинах и на склонах северной экспозиции. Ручей уже вскрылся и теперь весело шумел, слизывая с берегов остатки льда и снега.
Мишка решил прогуляться вниз по ручью, посмотреть местность и пострелять куропаток. Вначале он шел вдоль высокого берега, но вскоре вышел на обширную марь, поросшую карликовой березкой. Местами здесь встречались снеговые участки, под которыми, скорее всего, лежали озера талой воды. Такие места приходилось обходить. Мишка скоро выдохся, куропаток, как назло, тоже не было, и он решил поворачивать к дому, как вдруг увидел неподалеку старый каркас от палатки. Мишка решил дойти до него и там отдохнуть. Он прилег на нары и прикрыл глаза. Весеннее солнце согревало, журчание ручья убаюкивало и Мишка задремал. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо и повторял: «Вставай, вставай!». Мишка оглянулся - никого рядом не было, в природе что-то изменилось. Не было слышно журчания ручья. Мишка еще раз посмотрел вокруг и обомлел: кругом была вода. Видимо, ниже по ручью произошел затор, и ручей вышел из берегов. Нужно было срочно спасаться. До сухого берега около 20 метров, но какая тут глубина - неизвестно. Мишка пошел к берегу сначала осторожно, но скоро угодил в яму, набрал полные сапоги холоднющей воды. Теперь можно было идти напрямую, что Мишка и сделал. Очутившись на берегу, он развел костер и немного обсушился. Потом поспешил домой.
- Сергеич, - сказал Мишка, - кто же это меня разбудил? Ведь если бы не он, мне бы не выбраться из этого половодья.
- Не знаю, Мишка, - задумчиво ответил Виктор, - говорят, что на старых стоянках встречаются призраки прежних обитателей. Так что если тебе повезет, можешь встретиться с собственным призраком. А один мой знакомый Федя Ухов рассказал мне занятную историю.
Бригада, где работал Федя Ухов, натянула свои палатки на старые каркасы. В прошлом году здесь был лагерь топографа Вали Зиганшиной. Федя носил на шее серебряный крестик - подарок матери, которым он очень дорожил. Однажды, придя с работы, он обнаружил, что крестик пропал. Вероятно, оборвалась цепочка. Погоревал Федя, с горя завалился на нары и заснул. Слышит сквозь сон, как кто-то его будит: «Федя, вставай, пошли». Федя открыл глаза. В палатке стояла женщина в геологическом костюме х/б, через плечо полевая сумка. Лица под накомарником не видно. Заметив, что Федор проснулся, женщина вышла из палатки и направилась в сторону леса. Так и шли: женщина впереди, постукивая тросточкой по деревьям, Федя сзади. Пришли на профиль, где Федя сегодня работал. Женщина воткнула тросточку в землю и отошла в строну. А на земле возле тросточки Федя увидел свой крестик и цепочку. Обрадовался Федя, хотел поблагодарить женщину, но той уже и след простыл. Была ли это Валя Зиганшина, или кто-то другой, Федор так и не понял.
- Со мной таких случаев не происходило, - сказал Колянковский, - поэтому я не знаю, правда это или сказка.
- Сказка-то вырастает из жизни, - заметил Мишка, - значит, и в сказке есть правда.
- Может, Мишаня, ты и прав, - заключил Виктор, - люди часто называют выдумкой или сказкой то, чего не может понять их тупая башка.
В этом году искать аномалии было несколько легче, чем раньше. Во-первых, аэромагнитчики, выделив в воздухе аномалию, детализировали ее и передавали наземщикам, только убедившись в том, что она действительно существует. Во-вторых, теперь на каждой аномалии аэромагнитчики сбрасывали с самолета «вымпел». «Вымпелом» называлась кипа макулатуры раздернутой на отдельные листочки. Листочки разлетались в воздухе и покрывали большое пространство. Оператор-геофизик, найдя на земле листочек, знал, что аномалия где-то рядом. Иногда вместо листочков использовали ненужные ленты магнитограмм. Ленты повисали на деревьях и были заметны на большом расстоянии.
А в скором будущем оператору будут выдавать аэрофотоснимок с указанием положения аномалии. На таких снимках видны даже отдельные деревья, и обнаружение аномалии на земле намного упрощалось.
Однажды Мишка попросил Виктора:
- Сергеич, научи работать с прибором.
М-2 прибор не сложный и требует только внимания и аккуратности. А эти свойства у Мишки были. Скоро он научился не только работать с прибором, на также вести обработку наблюдений и строить карты.
- Ну, Мишка, - сказал Колянковский, - теперь тебе прямая дорога в геофизики.
- Не знаю, Сергеич. Я еще не выбрал дорогу. Но когда выберу, пойду по ней, не останавливаясь. Я уже усвоил, что дорогу можно пройти, только если идешь по ней.
Вскоре прибыли каюры с оленями. Они привезли почту и кое-какие продукты, заранее заказанные Колянковским. Прочитав письма, Мишка загрустил. Оказывается, перед отъездом в Нюрбу он занял в Иркутске 2000 рублей у тетки и до сих пор не отдал. Теперь тетка бранится, что он не отдает долг.
- А как я отдам? - сказал Мишка, - ведь денег в партии я не получаю.
- Это решается очень просто, - объяснил Виктор, - пишешь заявление в Нюрбу, в бухгалтерию, чтобы перевели такую-то сумму по такому-то адресу. И вся проблема.
- Так просто? - обрадовался Мишка.
- Можно еще проще. Вот какой случай был у меня.
И Колянковский рассказал следующее.
«Когда я поступил работать в Западный геофизический трест в Ленинграде, я там никого не знал. Раз, в курилке, подошел ко мне благообразный седой мужчина и попросил до получки 50 рублей. Деньги у меня были, и я дал. Позднее я узнал, что это геодезист Сашка Чулков. Дорабатывает год до пенсии. Любит выпить, поэтому его жена сама получает его зарплату и ежедневно выдает ему один рубль на обед. Этой суммой Сашка, однако, распоряжается более рационально. В обеденный перерыв он идет в ближайший шалман и выпивает там стакан портвейна. Затем возвращается на работу и присоединяется к тем, кто пьет чай с бутербродами. Съедает
Наступило время получки. Сашка подходит ко мне и говорит:
- Слушай, брал я у тебя 30 рублей, но потерпи немного: мне срочно нужно за электричество уплатить.
«Почему 30? - думаю, - вроде бы я ему 50 давал». Ладно, ждем.
Подходит следующая получка. Сашка говорит:
- Ты уж извини меня. Брал у тебя 20 рублей и все отдать не могу. Потерпи немного.
Сашкина тактика стала мне понятна. Интересно, что он скажет в следующий раз? Но в следующую получку Сашка ко мне уже не подходил. Очевидно, он решил, что его долг достиг нулевой отметки.
- Так что, Мишаня, - заключил Виктор, - с долгами можно поступать и таким способом.
- Ты, Сергеич, научишь, - сказал Мишка, - я все же честный человек, хоть и бывший заключенный.
На новой стоянке оказалось очень много комаров. Их было гораздо больше, чем в предыдущем лагере. Чтобы выгнать комаров из палатки, топили вечером печку. Комары не любят жары: часть из них покидала палатку, а часть в изнеможении падала вниз. Утром Мишка сметал с печки целую пригоршню сушеных комаров. Наблюдая за этой процедурой, Виктор решил подшутить над Мишкой:
- А ты знаешь, Мишаня, что в нюрбинской аптеке покупают сушеных комаров по цене 1000 рублей за килограмм и делают из них какое-то лекарство.
Простодушный Мишка принял это за чистую монету и начал собирать комаров по утрам в особый мешочек. Но скоро он понял, что килограмм сушеных комаров займет объем около картофельного мешка, и бросил это занятие. Однако он ни разу не усомнился в целебных свойствах сухих комаров.
Ручей возле палатки образовывал цепочку бассейнов с проточной, чистой водой. Один из таких бассейнов ребята приспособили под ванну. Глубина здесь была около полутора метров, а дно выстлано гладкими белыми плитами известняка. Комары, конечно, мешали процедуре купания, но тут была разработана специальная тактика. Раздевались в палатке и набрасывали на себя длинные брезентовые плащи с капюшоном. Подойдя к бассейну, сбрасывали плащи и ныряли в воду. К мокрому телу комары уже не так липнут, зато, откуда ни возьмись, налетали оводы и слепни, не упускавшие случая полакомиться чужой кровью. После купания ребята надевали плащи и шли в палатку одеваться. Водные процедуры любил и Барсук. В жаркие часы он забирался в воду и блаженствовал.
На работу предпочитали теперь ходить ночью. Комаров в это время меньше. Спят, наверное.
Однажды Колянковский решил побродить по окрестностям и пострелять куропаток на ужин. Но в этот день ему не везло - куропатки не попадались. Пройдя километров 15, он все же набрел на стаю и уложил четырех птиц. Он уже повернул к дому, как вдруг услышал недалекий выстрел.
«Похоже, кто-то отвечает на мою стрельбу, - подумал Колянковский, - может сигнал подает». После секундного раздумья, несмотря на усталость, Виктор повернул в сторону выстрела. А путь шел в гору, и чем дальше, тем круче он становился. Наконец, Виктор вышел на широкую поляну, на которой были видны свежие шурфы. «Однако я забрел до участка Черного», - подумал Виктор. Они с Мишкой несколько раз слышали взрывы и предполагали, что это ведутся горные работы на Черном. Вдоль склона вела едва заметная тропинка, и Виктор пошел по ней. Скоро он увидел избушку. В дверях стоял невысокий парень с добродушным круглым лицом и редкими светлыми волосами. Познакомились. Это был Борис Афанасьев - геолог 213 партии. Его бригада, закончив работу на шурфах, уехала в Веселый, а он остался на несколько дней, чтобы поработать на шурфах, пока они не заплыли.
- Понимаешь, Виктор, - сказал Борис, - где-то здесь рядом сидит богатая кимберлитовая трубка. Но характер у нее очень своенравный. По данным одного шурфа трубка совсем рядом. А на соседнем шурфе информация прямо противоположная. За такое непостоянство поведения мы уже имя для трубки заготовили: «Травиата». Может, геофизики нам тут помогут.
- Не помешали бы траппы, - ответил Виктор.
- Обязательно помешают, - убежденно сказал Борис, - здесь их добрая сотня метров вперемешку с туфами и терригенными породами.
В хозяйстве Борис Афанасьева была радиостанция ПАРКС, с помощью которой он ежедневно связывался с Веселым. Виктор использовал эту возможность и передал Саврасову сводку о ходе работ и свои ближайшие планы. Попив чаю, Виктор тронулся в обратный путь.
На участок Черный отряд Колянковского прибыл числа 15 августа. Здесь, на берегу небольшого озера, уже расположился отряд гравиметристов. Еще издалека Виктор увидел знакомую фигуру и закричал радостно на всю тайгу:
- Клянусь портянками моего дедушки! Ведь это знаменитый одноногий пират Джон Сильвер, более известный под кличкой Витюня Кузнецов!
Действительно, это был Виктор Кузнецов, совершенно здоровый и жизнерадостный. К прибытию Виктора с Мишкой Кузнецов соорудил комфортабельную палатку, рассчитанную на троих.
Витюня угостил ужином, поставив на стол припасенную для этого случая бутылку водки. За ужином он рассказал ребятам о своих злоключениях в Нюрбе:
- Перевезли меня на санитарном вертолете в Нюрбу. В порту уже ждала «скорая помощь». Отвезли в больницу, сделали рентген. Оказалось, перелом. Прямо в больную ногу вкатили несколько уколов и начали орудовать. Я чуть не помер от боли. Закатали ногу в гипс и сказали: «Все, можешь идти». Меня аж передернуло: «Да куда же я пойду? Я и шага сделать не могу». Ну, организовали машину, отвезли в гостиницу «Золотой клоп». Из гостиницы я позвонил Меньшикову, объяснил ситуацию. Меньшиков тут же организовал дежурство, прислал двух молодых парней с костылями. Стал осваивать костыли. Сначала тяжко было. До столовой дойти нетрудно, а вот попробуйте-ка поднос удержать на костылях. И, пардон, в туалет сходить тоже проблема. Но помогали, кто чем мог, спасибо им огромное! Теперь, слава Богу, все в прошлом.
Кузнецов уже частично подготовил участок и Колянковский сразу приступил к съемке. Участок был большой и хотелось закончить его до наступления холодов. Гравиметристы уже засняли часть площади. Оператор Сергей сказал Виктору, что карта получается очень сложная.
- А на профиле я уже заранее могу сказать: если камней нет, то отсчеты будут уменьшаться, а если камни есть, отсчеты увеличиваются, - говорил Сергей.
Скоро такую же закономерность заметил и Колянковский. Но это совсем не приближало геофизиков к обнаружению трубки.
Погода стояла хорошая и работа продвигалась быстро. Однажды Колянковский сказал Мишке:
- Этим летом мы с тобой так ни разу и не порыбачили. Может, махнем на Алакит? Мне говорил Борис Афанасьев, что там, у устья ручья Девятиглавого, есть дома. Правда, идти туда километров 20.
Упрашивать Мишку не пришлось и рано утром ребята отправились на Алакит.
Тайга здесь чистая и идти было легко. Ребята дошли до края плато и спустились по трапповым уступам. Вышли в долину ручья Девятиглавого и пошли вдоль берега. Скоро увидели избушки. Вошли в первую. Здесь стояли три железные койки с панцирными сетками. Кругом валялись какие-то тряпки, обрывки газет. Возле одной койки на полу темнело здоровенное пятно. Недалеко лежал топор, покрытый ржавчиной. На полу виднелись отпечатки сапог.
- Сергеич, - проговорил Мишка, - мне здесь не нравится. Похоже, здесь кого-то кокнули. Вон топор и кровь.
- Да нет, Мишка, - успокоил Виктор, - кто-то разлил бутылку брусничного экстракта. Да и такую улику как топор, милиция тут не оставила бы.
В соседнем доме кроватей не было, зато были вполне приличные нары и мусору было поменьше.
Отдыхать ребята не стали и сразу пошли на речку. К вечеру наловили много рыбы. Устроили в ручье садок и выпустили туда наловленную. Сварили уху, поели и теперь блаженствовали, лежа на нарах.
- Я все же думаю, - сказал Колянковский, - что в соседней хате кто-то решил по-дурацки пошутить. Не станет преступник оставлять столько следов. Вон, я слышал, в 213 партии двое горняков повздорили с взрывником. Подстроили ему так, что он подорвался в шурфе. Подозрений было много, но доказательств никаких.
Весь следующий день ребята не уходили с реки. Кончили рыбачить только тогда, когда поняли, что больше им не унести.
Вечером ничто не предвещало непогоды. Было тихо и по-осеннему прохладно. Закат был чистый. А рано утром Колянковский вышел на крыльцо и сердце у него дрогнуло. Весь горизонт на севере, насколько хватало глаз, был забит тучами с белыми курчавыми краями. Сомнений не могло быть: наступал снежный фронт. А здесь, около домов, светило солнце на чистом небе, в лесу чирикала какая-то птичья мелюзга и было не похоже, что в природе вот-вот что-то должно измениться.
- Вставай, Мишка, - крикнул Виктор, - нужно поторапливаться. Часа через
Ребята наскоро позавтракали холодной ухой, нагрузили рыбой враз потяжелевшие рюкзаки.
Непогода застала наших путешественников, когда они начали карабкаться вверх на плато. Снег пошел внезапно. Ветра не было и огромные, мохнатые хлопья моментально покрыли зелень белой пеленой. Идти стало труднее: сапоги скользили на мокрых камнях. Едва живые, Виктор с Мишкой добрались до края плато и сбросили тяжелые рюкзаки, решив перекурить. Но, вспотевшие во время подъема, они быстро начали замерзать.
- Пошли, Мишка, - сказал Виктор, - нельзя нам тут прохлаждаться. Этак мы до палатки не доползем. Нужно идти. Дорогу осилит идущий.
Вконец измотанные, мокрые от пота и снега, ввалились ребята в палатку. Витюня Кузнецов топил печку и сразу сообразил, что приготовить на ужин. Он вытащил из рюкзака несколько рыбин и побежал на озеро потрошить. А Мишка отнес часть улова гравиметристам. Скоро по всему лагерю разнесся приятный запах жареной рыбы. А Виктор с Мишкой отпивались горячим крепким чаем. Есть им не хотелось. Но Витюня с таким смаком хрустел жареной рыбой, что они не вытерпели и присоединились к трапезе, пока Витюня не очистил всю сковороду единолично.
Снег пролежал два дня и полностью растаял. Но скоро температура стала быстро падать, на озере появились забереги, природа постоянно напоминала о приближении сурового зимнего времени.
- Сергеич, а нас не закинут опять на зимние работы? - спросил однажды Мишка.
- Типун тебе на язык, Мишка, - ответил Виктор, - но начальству виднее. Оно умнее и благороднее нас. Будем надеяться, что им там не ударит снова моча в голову и они дадут нам возможность малость передохнуть. И так в поле без перерыва с июня прошлого года.
Зима ударила сразу и по-настоящему: с метелями, сугробами и морозами. Но для наших ребят это было уже не страшно. Работы были почти закончены, осталось доделать кое-какие «хвосты», да Витюня Кузнецов немного застрял с плановой привязкой площади. Пора было подумать о возвращении на базу. У гравиметристов своих оленей не было: сюда их доставили олени 213 партии, так что придется обходиться транспортом Колянковского. Нужно рассчитывать на два рейса до Далдына. Широким жестом Колянковский предложил гравиметристам ехать первыми, а сам согласился ждать второй очереди. Но каюры не хотели гонять оленей туда-сюда на такое большое расстояние и приняли поистине соломоново решение. Вместо положенных на каждого оленя 20 кг они стали вьючить по 40 и проблема была решена. В солнечный, морозный день объединенный отряд покинул участок Черный.
На второй день пути путешественники подошли к поселку Веселому. Первым, кого они увидели в поселке, был завхоз геофизической партии № 2 Лабецкий.
- Я вас караулю уже несколько дней, - сказал он, - боялся, что вы проскочите прямо на Далдын. Есть распоряжение в Далдын не идти, а прямо отсюда лететь в Нюрбу. Полевое снаряжение сдадите мне. Каюров я рассчитаю здесь. Рабочие, кто увольняется, летят в Нюрбу, остальные могут остаться в 213 партии.
- Ну, вот, а я, было, обрадовался, что опять посылают на зимние работы, - сказал разочарованно Колянковский.
- Нет, - рассмеялся Лабецкий, - зимние работы на аномалиях признаны экономически нецелесообразными.
Гравиметристы и Кузнецов улетели в Нюрбу первым же рейсом. Из рабочих только Мишка пожелал остаться в 213 партии. Колянковскому пришлось задержаться: ему нужно было передать Изарову материал по аэромагнитным аномалиям и показать результаты по участку Черному. Особого энтузиазма магнитная карта Черного у Изарова не вызвала. Сложное, запутанное поле. Аномалии, подобной Сытыканской, нет и в помине.
- После Нового года мы будем бурить скважины на Черном, - сказал Изаров, - если у вас появится какие-либо новые данные в камералке, то сразу дайте знать. Может, гравиметристы что-нибудь подкинут.
Барсука Колянковский решил оставить Мишке. Как сложится судьба в Нюрбе - неизвестно, а здесь на воле Барсуку будет хорошо. Да и Мишке веселее.
Несколько дней самолетов не было. Наконец, по рации сообщили, что идет самолет со свежим виноградом и спиртом к предстоящим ноябрьским праздникам.
В аэропорт снарядили трактор с санями. Чтобы не поморозить виноград, бросили в сани несколько овчинных тулупов. Мишка поехал помочь разгрузить самолет и проводить Виктора. Разгрузили самолет быстро. Пассажиров на Нюрбу, кроме Колянковского, не было.
- Ты, Мишка, когда будешь учиться, приезжай сюда на практику. Ты теперь свой человек. Ну, прощай! Обойдемся без телячьих нежностей, помни наше правило.
- Помню, Сергеич. «Дорогу осилит идущий». Спасибо за все. Будь здоров!
Мишка догнал трактор и пристроился в санях. Несмотря на тулупы, виноград все-таки поморозили. Но ему все равно были рады. А знающие люди утверждали, что если виноград не размораживать, то это будет прекрасная закуска к спирту, не хуже строганины.
А самолет летел курсом на Нюрбу. Завершался самый длинный в жизни Виктора Колянковского полевой сезон, который продолжался почти 16 месяцев. Теперь можно будет пожить в теплом доме, ходить в кино, баню, магазины, и вообще почувствовать себя белым человеком. Придется, правда, являться на работу к 9 утра и перестать материться. Ну, к этому можно привыкнуть. Человек не свинья - ко всему привыкает.